Inz@R, 54 - 2 июля 2007 03:43

[SIZE=+1]Я БЫЛ ВИКИНГОМ.[/SIZE]

Как-то прочитал пост у одной из землячек. Очень короткий:
-Верите ли вы в джинов?
Я задумался. Ответ напрашивается сам собой. Но я не стал спешить.

[COLOR=darkblue]11 ноября 1994 года. Сидим с друзьями на квартире, пьем водку, отмечаем день рождения одного из друзей. Весело. Решили прогуляться. Все смеялись, только Ахмед молчал и о чем-то напряженно думал. Решили прогуляться. Ну улице прохладно, но нам весело. Переглядываемся между собой, посмеиваемся над Ахмедом. Перепил парень. Но дело в том, что он пил будь здоров, а в тот день как раз-то пил мало. Расстались ближе к полуночи.
12 ноября Похмелье. Голова раскалывается. Созвонились. Продолжим? А как же. Встретились. Заехали к Ахмеду. Вышла мать. Не знаю, что с ним. Не ест, не спит, молчит или бубнит что-нибудь. Позвали доктора, сосед сверху. Он не непонятках. Говорит, здоров парень. Но неадекватность Ахмеда была налицо. Решили поговорить с ним. Ты что, Ахмед, мать, сестер пугаешь? Он среагировал. Повернулся и улыбнулся такой странной улыбкой, что аж мурашки по коже. А-а… Это вы. Глаза были красные от бессонной ночи. Эта многозначительность тишины невольно передалась нам. Мы тупо молчали и сидели. Тут послышался призыв к полуденной молитве. Ахмед стал нервничать, скулы у него напряглись. Аслан с Хасаном вышли помолиться, а мы с Ахмедом остались вдвоем. Чтобы как-то приободрить его я сказал: Ахмед, это бывает. Тебе поспать надо. Это от бессонницы. Со мной тоже такое бывало. Тут он очнулся, и я увидел его взгляд, в нем читался такой животный ужас, что у меня сердце сжалось. Он схватил меня за руку и сказал: То, что было с тобой – это ерунда. Вы не понимаете, я сам не понимаю… вдруг замолчал и отпустил мою руку, на которой остались красные следы его пальцев. Совершенно разбитые мы разошлись по домам. Решили ждать. Ночью позвонила мать Ахмеда. Приезжайте скорее.
13 ноября (ночь) Заходим в комнату Ахмеда. Он сидит на полу, весь мокрый. Что с ним? спрашиваем. Попросил воды, потом сказал, что горит, облил себя и стал за кем-то носится по комнате. Всю мебель перевернул, подошел к окну, разбил стекла руками, весь порезался, но перевязывать себя не дает. Приходил в себя еще раз. Умалял спасти его, говорил, что ОН здесь, а потом опять замолчал. И мы, люди с высшим образованием, твердо решили привести муллу. До прихода муллы распределили дежурство по очереди ночевать с Ахмедом, так как неизвестно было, что он еще выкинет.
14 ноября. Дежурит Хасан. Его бывший сосед и близкий друг. Наутро жалуется, что Ахмед был беспокоен, ходил туда-сюда по комнате, всю ночь смотрел в его сторону, но не проронил не слова. Заснул только под утро.
15 ноября. Дежурю я. Это удивительно, но со мной он спокоен. Даже выпил сок, который ему дали в пластмассовом стакане, и съел булку. На меня реагирует нормально. Улыбается, единственное, что меня смущало, что он все время смотрит в окно, как будто кого-то ждет. Когда он придет? – вдруг спросил Ахмед. Я обрадовался, наконец, пришел в себя. Я спросил, кто? Он сказал – мулла. Послезавтра, ответил я. Он помрачнел и замолчал. Тут меня пробила мысль. Мы ведь не говорили ему… Наверное домашние сказали, успокоил себя на этой мысли. Странно, но ночь мне не показалась жуткой. Ахмед быстро уснул и я утром с чувством исполненного долга отправился домой. Утром спросил у матери, говорили Ахмеду про муллу. Нет. Странно. Может услышал, когда мы обсуждали.
16 ноября. Остается дежурить Аслан. Ночью все на телефонах. Созваниваемся, вроде все спокойно. Не переживайте, спите, завтра муллу надо привезти. Вы должны быть свежими. Я справлюсь, не переживайте. Утром приехали к Ахмеду. Ну, как?. Он пришел в себя ночью, сказал Аслан. Говорил возбужденно где-то минут пять. Говорил, что все сгорит, и все кругом будет рушиться, и что мы с этим ничего не сможем сделать. Люди будут гореть живьем, их останки будут поедать собаки. Потом сказал, что муллу пускать нельзя, потому что этот мулла – ИХ человек. Чей? - спросил Аслан. Ответил -Не спрашивай, ты не поймешь. Дай листок и карандаш. Я все сейчас напишу… С совершенно ошалевшими глазами, Аслан нам протянул кусок картона, сложенный несколько раз. Он попросил бумагу и карандаш, я ему дал. Вот, смотрите. Мы его начали разворачивать. На развороте большими детскими каракулями неровными печатными буквами было написано: Я БЫЛ ВИКИНГОМ.. Я не знаю, как передать чувства, которые охватили меня в тот момент. Но ощущение прикосновения чего-то загадочного, ужасного и неотвратимого было настолько пронзительно, что я выронил бумагу, как будто меня кто-то ужалил. Странное чувство, необъяснимое
Мы нервно покурили в подъезде, Ахмед еще спал. Хасан поехал за муллой, а мы с Асланом остались.
16 ноября. (полдень) Мулла спросил у нас, на кого Ахмед реагирует спокойнее всего. На меня, сказал я, с еле скрываемой гордостью. Тогда ты сиди здесь, смотри, чтобы никто не заходил в комнату. А вы ребята пойдемте со мной. Аслан с Хасаном зашли. Это было что-то неописуемое. Эти вопли у меня до сих пор в моих ушах. Мулла читал аяты, а Ахмед приходил в бешенство, ребята с трудом сдерживали его, даже обессиленного от голода и бессонницы. Чем громче мулла читал, тем сильнее были вопли, и через полчаса Ахмед просто вырубился обессиленный. Мулла покачал головой. Было понятно только, что дело плохо. Он болен, спросили мы? Да, ответил он, и очень серьезно,… Что делать? Лечить. Болезнь душевная. В нем джин. Вот тебе раз, подумали мы. Прямо, Алладин какой-то. А почему я должен был ждать, спросил я у муллы. - Ты молишься? Нет, - ответил я покраснев. Потому он и не реагирует на тебя враждебно. Надо молиться, сынок. Понял, сказал я, скорее из приличия, чем из убеждений.
(окончание в коменте)

• 
• 
•