Кирилл, 46 - 3 августа 2011 14:55

Комсомолка Нинель Гусечкина сидела на верхней полке в бане. Распаренная, раскрасневшаяся, как омар, она думала об амбивалентности моногамии в свете парадигмы марксизма и чесала в паху. Чесала увлечённо, старательно, даже высунула кончик языка. Пах был пышен и кустист, как брови Генсека и непроходим, как джунгли в верховьях Амазонки. Афро-стайл ещё не сдался под натиском разнузданного минимализма. Капелька пота стекла по изгибам ушной раковины на мочку, вызывая у Нинель щекотное и смутное томление. Пальцы выпутались из зарослей междуножья, метнулись к уху, но замерли в миллиметре от него. Гусечкина что-то услышала. Кто-то тоненьким голоском виртуозно матерился рэперской скороговоркой прямо ей в ухо. В бане никого, кроме неё не было. Атеистическое воспитание не оставляло места для бесплотных голосов и говорящих березовых веников. А между тем от её пальцев речитативом доносилось писклявое: «Ахтыжйобаныйтынахуй!».

Под ногтем указательного пальца сидела упитанная, сытая мандавошка и материла комсомолку, как дворник сломавшуюся метлу. Глаза Нинель так выпучились, что она стала похожей на Надежду Константиновну Крупскую, увидевшую голого Ленина. Между тем ярость мандавошки сменилась отчаянием, и она жалостно запричитала, заламывая лапки, затянутые, как с удивлением заметила Гусечкина, в микроскопические белые перчатки.

- Ах, боже мой, я опаздываю! Ах, мои усики, мои лапки! Королева придет в ярость, если я опоздаю! Она именно туда и придет!

- Вы кто? – сказала Нинель и тут же поймала себя на мысли, что таки переборщила с синенькими капсулками, если ведет диалог с мандавошкой.

-Конь в кожаном пальто! – грубо рявкнуло насекомое, — Сначала шкрябают, где неположено, а потом знакомиться лезут. Меня, между прочим, ждут важные персоны!

- Где?

- В пизде, конечно же!

- А что там?

- Там чудеса, там леший бродит…, — в голосе мандавошки всхлипнула ностальгия.

- Чудеса? И… и что же они там делают? – поинтересовалась комсомолка, продолжая неминуемо краснеть.

- Как и положено, — с надрывом прошептала собеседница, — Случаются…

Насекомое вцепилось лапками в белых перчатках в край ногтя, с пошлой эмигрантской тоской взирая вниз на манящие заросли комсомольской пизды. И тоненько завыло:

- Рооодина… пусть кричат «уроооодина!», а она мне нраааавится…

- Чудес не бывает, — отрезала Нинель, — Марксистско-ленинское учение отрицает этот пережиток. Чудеса – это несерьезно.

- Серьёзное отношение к чему бы то ни было, в этом мире является роковой ошибкой.

- А жизнь – это серьёзно?

- О да, жизнь – это серьёзно! Но не очень…

• 
• 
•